«Кодекс нравственности» стволовых клеток

Известно, что в 1908 году русский гематолог А. Максимов впервые предложил термин «стволовые клетки». То есть все началось в нашей стране?

— Все началось в России — это точно, но что именно произошло в 1908 году, крайне трудно восстановить документально. Достоверно неизвестно, видел Максимов эти клетки или только предположил, что они есть. Я считаю, видеть он их не мог. Технические возможности того времени были на таком уровне, что вряд ли из увиденного количества биологического материала он мог мысленно выделить какой-то объект и понять, что это стволовые клетки. Мне кажется, он просто понял и признал, что стволовые клетки должны существовать, что их не может не быть… Говоря о стволовых клетках, сейчас многие вспоминают о А. Максимове — это правильно, но все упускают еще доктора С. Воронцова, или Воронова – разные источники по-разному пишут фамилию. А ведь с его именем связан важнейший момент. Этот русский врач-эмигрант в Париже впервые в мире произвел внутривенное введение стволовых клеток больному в 20-х годах ХХ века. Опять же трудно сказать, какой биологический субстрат и как он вводил пациенту, но чтобы вводить стволовые клетки, уже надо было увидеть их. А использовать он мог вытяжку из костного мозга, мог взять ее из гребешка подвздошной кости, например, или из грудины, развести физраствором и ввести в кровь.

Не выращивая клетки?

— Об этом и речи не было. Технология культивирования стволовых клеток в лаборатории начала развиваться только с середины прошлого века. И опять же эту технологию миру подарила наша страна, которая называлась тогда Советский Союз. В 60-х годах в НИИ им. Гамалеи работал замечательный иммунолог А. Фриденштейн, который выделил так называемые мезенхимальные стволовые клетки из ткани костного мозга. Трижды наша страна была впереди планеты всей… На базе этого НИИ и группы ученых, работавших вместе с А. Фриденштейном, была основана и компания «Ниармедик», в которую входит наша клиника. Так что мы, можно сказать, – в стволе прямой преемственности.

Возвращаясь к Воронцову… Он вводил разведенную вытяжку. Эффект был?

— Безусловно. Этот эффект вызван введением в кровь продуктов жизнедеятельности костного мозга, наполненных биологическими стимуляторами самой разной природы – гормональной и негормональной, иммунной… На Западе до сих пор так делают. Там не культивируют стволовые клетки, полагая, что в процессе культивирования они искажают свои свойства. Костный мозг разводится физраствором и моментально вводится в кровь. Эффект видят уже на следующий день. Правда, эффект этот кратковременный. Но поскольку западные врачи вводят эту вытяжку не один раз, то и эффект повторяется не один раз. Но это не работа стволовых клеток. Стволовые клетки работают медленно, на это нужны недели. Более того — в пунктате костного мозга стволовые клетки находятся в единичном количестве. И для того, чтобы они не были сразу уничтожены клетками иммунной системы, на Западе тонус иммунной системы пациента роняют искусственно. То есть у человека практически убивают все иммунные реакции в надежде на то, что клетки иммунитета «пощадят» эти единичные стволовые клетки, те попадут в больной орган-«мишень» и начнут постепенно свою работу.

Но этот метод используется. Насколько все же он оправдывает себя?

— Сейчас спорят, борются, но существуют на равных две методики. Запад — тут и Европа, и Америка, и Израиль — работают в общем-то по одному протоколу, без культивации клеток. И есть другой, «русский» метод, связанный с их выращиванием. Мы считаем, что культивирование стволовых клеток, которое в нашей лаборатории делается по всем установленным правилам, не приводит к потере и изменению свойств клеточной культуры. У нас этот процесс проходит под строгим визуальным и химико-биологическим контролем. Мы всегда можем увидеть морфологически измененную клетку.

Но ведь на Западе это тоже могут увидеть?..

— Понимаете, есть некая причина…

Экономическая?

— Да. Дело в том, что культивирование клеток – крайне дорогой процесс. А естественное введение — очень дешевое. Ну, что стоит взять из гребешка подвздошной кости немного костного мозга, развести физраствором и пять раз ввести с разрывом в несколько дней? Это копейки. А сколько мы тратим на оборудование и расходные среды! Я считаю, тут только экономический фактор. Больше ничего нет. Мы не видим никакого искажения качеств этих клеток. Мы отвечаем за это, даем пациенту клеточный паспорт, где описаны все свойства клеток, которые ему введены. Этот документ имеет юридическую силу. Это гарантия качества.

Этот экономический фактор привлекает, наверное, на Западе куда больше желающих пройти клеточную терапию, чем в России?

— Исходя из тех сведений, которыми мы располагаем, работа со стволовыми клетками находится на Западе под жесточайшим контролем фармакологических концернов. То есть там стволовым клеткам дают развиваться как лабораторному, чисто научному, утилитарному направлению. В практику это почти не выходит. Все на уровне экспериментов, проб, крайне робких и не массовых. Но если это станет не робко и массово, это будет произведено потому, что фармакологические концерны решат: в той или иной степени им это стало выгодно. Вся страховая медицина Запада находится под мощнейшим давлением фармконцернов. Некоторые западные врачи говорят о фармакологическом фашизме. Если даже физиотерапия там развивается с трудом, то что говорить о клеточных технологиях!

Два лагеря. Одни культивируют, другие — нет. А японцы?

— Япония, насколько могу понять, в этом смысле чисто научная держава. Они не занимаются вообще применением клеточных технологий и терапией. Только наукой. Вот совсем недавно, например, прошло сообщение о том, что из стволовых клеток японцы вырастили функционирующую человеческую печень. Фантастика! Это означает, что перед человечеством скоро проблема донорства органов не будет стоять. У каждого человека при рождении в общем порядке из ткани плаценты будут извлекаться мезенхимальные стволовые клетки, замораживаться и затем использоваться по мере необходимости. По каждому новорожденному будет составляться генетический портрет: мы будем знать, каким заболеванием и в каком возрасте этот человек заболеет. Если мы знаем, что какой-то подросток в 15 лет, не дай бог, заболеет циррозом печени, то нам никто и ничто не мешает, когда ему будет 13 лет, вырастить печень и пересадить ему. Понимаете, к чему мы идем?

Картинка из будущего, пока теория…

— Нет-нет. Все это скоро настанет, уверяю вас. Сейчас мы живем во время стремительного роста технологии и знаний. Сейчас ничто нельзя удержать в герметичном состоянии…

А как так получилось, что в нашей экономически сложной стране стало развиваться такое непростое и затратное клеточное направление? Почему мы не пошли западным путем?

— Сошлись несколько факторов. Ведущим из них, я считаю, стал тот, который никогда никем не учитывается. Начинать надо не с экономики, не с идеологии и не с политики, а с анализа характера народа.

Сработал русский менталитет?

— Совершенно верно. Все, что происходит с Россией, имеет в первую очередь отношение к характеру. Мы волюнтаристы. У Высоцкого есть замечательная строка: «Если я чего решил, выпью обязательно». Вот этот бешеный характер народа проявляется во всем. На уровне внешнеполитических, внутриполитических, экономических решений, в медицине и биологии то же самое. Фармакологические концерны в России не имеют такой власти над медициной, как на Западе. Страховой медицины у нас до сих пор нет. У нас, собственно, никакой медицины нет. Одновременно существуют несколько, казалось бы, не связанных друг с другом направлений, которые можно определить так: «хочешь бесплатно — лечись бесплатно» — говорят тебе и прячут глаза; «хочешь лечиться – плати деньги» — кому ты заплатишь, это уже твое дело. Поэтому в России очень развита коммерческая медицина. Наша клиника частная. Людям не выделяют квоты на лечение у нас, что является безобразием полнейшим. То есть люди нам несут свои деньги по той причине, что от них отказалась конвенциональная медицина, когда врач отвечает: «Простите, больше ничем не могу помочь». Если же его спрашивают: «Что вы думаете о стволовых клетках?» — то врач, если он честный, говорит: «Ничего не могу сказать». Но гораздо чаще больные получают другой ответ: «Лечение стволовыми клетками — это шарлатанство и бандитизм».

Но, возможно, это основано на каких-то негативных реакциях от процедур?

— Это основано на двух мощнейших феноменах. Первый феномен называется «невежество». Второй — «зависть». И оба этих феномена подогреваются недобросовестной работой СМИ. Ментальное поле нации они оценивают не как среду, которую необходимо насытить информацией, а как средство для извлечения выгоды. Поднять скандал, шум, крик! Стволовые клетки «убили» Янковского, «убили» Абдулова... Мы их всех убили! Старый «рецепт».

Почему у нас запрещены эмбриональные клетки? Это только этическая проблема?

— До сих пор эмбриональные и фетальные клетки окончательно не оправданы наукой в смысле их потенциальной возможности вызвать опухолевый рост. Откуда это опасение? Дело в том, что стволовые клетки, взятые из человеческого эмбриона на первых днях его существования, или из абортивной ткани — это клетки «невоспитанные», «некультурные», «безнравственные». То есть их потенциальная жажда к размножению так велика, что они теоретически готовы принять вид и форму любой клетки, которая встретится на их пути. Но, я подчеркиваю, теоретически. Американцы, например, проведя очень тщательные исследования, установили, что если эмбриональные мезенхимальные клетки в чем-то и «виноваты», то только в развитии доброкачественных опухолевых процессов. Но все равно окончательная точка в этом вопросе не поставлена. И раз она не поставлена, по принципу «не навреди» мы не применяем в своей работе эти культуры, конечно, теряя в эффективности. Потому что мезенхимальные стволовые клетки, полученные из плаценты, размножаются не так бурно, как полученные из ткани эмбриона на первых днях его существования. Зато мы спокойны за жизнь человека. Если завтра появится окончательная точка, мы немедленно перейдем на работу с эмбриональной тканью. Другое дело, где мы будем ее брать. И вот это уже проблема этическая.

Хоть кем-то в мире доказано, что в медицинской практике стволовые клетки животных равноценны человеческим?

— Никем не доказано. И существует проблема уже более серьезного рода. Все-таки геном крокодила, кролика, обезьяны, мыши не соравен геному человека. И мы пока не знаем до конца, чем может обернуться человеку введение мезенхимальных стволовых клеток, полученных из эмбриона животного. Раз до конца не знаем, то и делать этого не будем.

Природа так устроила, что человеческому организму свойственно стареть. Вы как бы вмешиваетесь в этот естественный процесс? Омолаживаете его?

— Это безусловное упрощение. К нам в клинику много поступает звонков и писем, например, с таким вопросом: «Мне — 60, можете ли вы сделать так, чтобы я превратилась в 30-летнюю женщину?» Я отвечаю: конечно, нет. Что мы можем сделать? Суть любого заболевания заключается в том, что у человека внутренние органы начинают работать в разном биологическом ритме. Человеку — 30, а печень у него, как у 50-летнего. Или ему — 60, а сосуды, как у 90-летнего. Или 40, а головной мозг 60-летний. Стволовые клетки могут заставить организм работать по одним единым биологическим часам. Ревитализация как бы приводит все органы и ткани к некому общему знаменателю. Если человек ведет здоровый образ жизни, не злоупотребляет алкоголем, не курит, дозированно занимается спортом, правильно чередует работу и отдых, правильно питается, то ведь он может прожить чрезвычайно долго, даже при наличии неблагоприятной генетической интенции — до 120 лет, а то и больше, как считают некоторые доктора. Вот сделать так, чтобы ни один орган не опережал другой, это стволовые клетки могут.

То есть так называемое «омоложение» – один из мифов?

— Мы обкалываем культурой стволовых клеток ткани лица, и кожа приобретает сияющий вид. Но она все равно не будет кожей подростка. Мы можем улучшить тургор кожи и обменные процессы. Того, что мы делаем, хватает на период от 3 до 5 лет, после чего нужно повторить процедуру, чтобы обновить этот эффект.

А если говорить о донорских клетках?

— Абсолютно не важно — какие. Донорские — не донорские. Человеческая стволовая клетка универсальна…

В каких случаях используются донорские клетки?

— Мы не вводим собственные стволовые клетки, когда человек стар. Если ему — 60 лет, его стволовые клетки уже подорвали свой энергетический потенциал, лучше использовать более молодые. Если человек долго подвергается интоксикации; если долго болеет каким-то инфекционным системным заболеванием, скажем, вирусным гепатитом С; если у него какой-то дегенеративный процесс, не инфекционной природы, но тем не менее долгий, хронический – в этих случаях мы берем донорские клетки. И не видим разницы в эффекте. Никакого иммунного конфликта нет.

Вы сказали, что часть стволовых клеток гибнет при столкновении с иммунной системой. Сколько же нужно ввести клеток, чтобы получить желаемый результат?

— При внутривенном введении мы вводим до 200 миллионов клеток. Цифра, конечно, астрономическая. В столкновении с иммунной системой в печени, в легких гибнет половина. Печень и легкие — это вообще органы-«воры». Печень — лаборатория по обезвреживанию всех токсинов и ядов, она очень сильно расходуется и жадно берет стволовые клетки для возобновления своей ткани. Легкие, сталкиваясь с неблагоприятной окружающей средой, тоже забирают огромное количество для себя. И еще часть уничтожают клетки иммунной системы, которые в крови циркулируют и в тканях. Введенные стволовые клетки — это все же клетки, попавшие извне. Иммунная же система работает тупо – раз извне, то лучше на всякий случай уничтожить. Поэтому до органа-«мишени» дойдет процентов 20, а то и 10. Вот и вводим такое большое количество — дважды с интервалом в два месяца; детям вводим меньше — несколько десятков миллионов, и не два, а три раза. В нашей клинике строго соблюдаются протоколы культивирования клеток, поэтому иммунитет пациента не снижается.

При каких заболеваниях показана клеточная терапия?

— Проще сказать, при каких противопоказана. Мы не берем беременных женщин, не берем онкологических больных независимо от срока давности онкологического заболевания — их даже могут вылечить полностью и с учета снять, но я все равно не возьму. Не возьму пока больного СПИДом. Опять до конца не решены все аспекты взаимодействия стволовых клеток и вирусного агента. Есть еще заболевания, при которых больные вынуждены постоянно принимать антибиотики и гормоны, — их мы тоже не берем: гормоны и антибиотики при регулярном их применении убивают стволовые клетки. Скажем, системная красная волчанка или склеродермия — при этих заболеваниях человек практически сидит на преднизолоне.

Стволовые клетки и аутоиммунные заболевания. Главный невролог Москвы Алексей Бойко говорил, что трансплантация стволовых клеток, например, при рассеянном склерозе связана с высоким риском летальных исходов — до 10%. Можете это прокомментировать?

— Можем ли мы сказать, что клеточная терапия ухудшает состояние таких больных или вызывает даже летальный исход? У нас таких данных нет. В худшем случае то, что мы можем видеть, — это бесполезность клеточной терапии. То есть мы сделали два введения, обкололи пораженные части тела и не видим даже малейшего сдвига. Бывает такое? Бывает. А почему? Потому что инерция развития болезни уже превышает восстановительную работу со стороны стволовых клеток. Сложность в том, что к нам поступают пациенты в терминальной фазе. До прихода к нам они прошли все и говорят: вы — наша последняя надежда. А ведь что это означает? Образно говоря – с горы катится асфальтовый каток. Когда каток только столкнули, и начальная скорость не велика, подложенный камень может его остановить. А если вы ловите его на середине спуска или у подножья горы, то стволовые клетки просто не успевают сделать дело… Или приходят люди с боковым амиотрофическим склерозом в терминальной стадии, с тяжелейшими травмами спинного мозга — клетки мало что могут сделать. Но вот я, например, точно могу сказать, что если к нам поступил больной в течение первых трех месяцев после инфаркта, то у него после клеточной терапии даже рубца не найдут на контрольных кардиограммах. Но что же вы хотите, если он приходит через три года после третьего по счету инфаркта?..

А обострения какие-то провоцировали ваши процедуры?

— Никогда. Мы видим только два эффекта — стабилизацию состояния и некий откат назад. Когда я говорю «некий», то имею в виду, что нам крайне сложно, даже порой невозможно прогнозировать, какой откат и когда наступит.

Вы считаете, что это все-таки временный откат?

— Временный. При том же рассеянном склерозе мы не знаем агента. Если это вирус (а американцы говорят, что это вирион — медленный вирус, специфический, без белковой оболочки и у него не ДНК или РНК, а обрывок), то он деструктивными процессами поражает миелиновую оболочку нервных волокон. Стволовые же клетки «цепляются» к последнему нормальному островку миелиновой оболочки, начинают принимать вид нормальных клеток, наращивая их. Ведь эти клетки уже «умные», «нравственные», они понимают, что нельзя становиться ненормальной клеткой миелиновой оболочки.

А почему они это знают?

— Зрелые клетки выработали такой механизм, который называется рецепторным. У них на мембране рецепторы, которые улавливают специфический токсин, белок тревоги, белок распада или белок воспаления, который генерирует конкретная ткань. Этот белок «садится» на рецепторы, и стволовая клетка «знает», какая именно ткань поражена. И знает, что нельзя становиться такой пораженной неполноценной клеткой.

И в каком возрасте клетки понимают это?

— Если эмбриональные стволовые клетки не понимают, из абортивной ткани не понимают, то клетки, взятые из ткани плаценты при рождении здоровых, доношенных детей, уже понимают это. То есть стволовые клетки «умнеют» к 9-му месяцу беременности, становятся «воспитанными» клетками, со своим «кодексом нравственности». Они знают, что можно, что нельзя. Все это очень интересно. Но до конца, конечно, не все решено.

Из какой биологической ткани вы получаете клетки?

— Когда лечим заболевания сердца, то выделяем клетки из костного мозга. Для лечения всех других заболеваний нам достаточно получить клетки из жировой ткани. Делаем легкий надрез около пупочной области, проводим микролипосакцию, берем примерно 100 миллилитров жировой ткани, несем сразу же в лабораторию, там из нее немедленно выделяются единичные клетки, отделяются от всего остального, отмываются, и начинается культивирование.

Пуповинную кровь как источник клеток не используете?

— Из пуповинной крови можно выделить только гемопоэтические стволовые клетки. Они годятся исключительно для лечения заболеваний крови и костного мозга. Гемопоэтические клетки выделять очень легко, быстро. И не дорого. Поэтому основная масса российских криобанков занимается выделением именно гемопоэтических клеток. И, что меня крайне огорчает, они не объясняют пациентам, что такие клетки годятся для лечения крайне ограниченного круга заболеваний. Мы же занимаемся только мезенхимальными, то есть стромальными клетками. Их выделение сложная и дорогостоящая процедура, но зато таким клеткам под силу вся масса других заболеваний, в том числе и крови, и костного мозга. Мезенхимальные клетки абсолютно универсальны. Так что мы работаем либо с жиром, либо с костным мозгом, либо с тканью плаценты. Немного такой ткани, полученной во время родов, нам привозят в стерильных контейнерах. У плацентарных клеток очень мощный энергетический потенциал — это юные клетки, молодые. У клеток не то что 60-летнего, даже 20-летнего человека потенциал уже ниже.

Вы берете 5 миллилитров костного мозга. Организм потом восполняет это?

— Конечно. Знаете, есть такой эффект — донорство регулярное полезно и для самого донора. Механизм этого до конца не изучен, но вот такая потеря даже ведет к стимуляции регенеративных процессов. Так что вреда никакого. А польза налицо.

Как вы растите клетки?

— В специальных пластмассовых емкостях в условиях инкубации путем пересадки из одной питательной белковой среды в другую. Мы удаляем продукты распада, очищаем, промываем на каждой стадии. Это очень серьезная и ответственная работа. И, как я уже говорил, дорогостоящая. Наша лаборатория, аттестованная по стандартам GMP, оснащена современным оборудованием и импортными расходными материалами. Мы фактически лишены возможности использовать отечественные питательные среды для выращивания клеток. Эти среды тяжелы, от них очень трудно отмыть клетку. Импортные же питательные среды легкие и эффективные. От них легко очищать, и на них клетки очень хорошо и быстро растут.

Я не могу не спросить о ценах в вашей клинике.

— Базовый курс для взрослого — 650 тысяч рублей — это забор материла, культивирование, хранение, очистка и два введения. Плюс стоимость обкалывания отдельных участков тела, это стоит от 41 до 70 тысяч рублей — в зависимости от части тела. Детям — 370 тысяч рублей все три введения.

А «черный» рынок в вашей области есть?

— Есть, конечно. Он представлен, во-первых, теми самыми клиниками, которые обманывают людей, выдавая гемопоэтические клетки за мезенхимальные. Во-вторых, клиниками, которые не имеют лицензии ни на работу с клетками, ни на их применение в медицине. И, в-третьих, клиниками, которые не выдают полный пакет документов. Пациент должен получить на руки договор, акт выполненных работ, клеточный паспорт и чек. Масса клиник и банков ничего вообще людям не выдает. Это поражает меня больше всего. Уж не знаю, кого винить больше — то ли клиники, то ли пациентов, которые соглашаются на такие условия лечения. По сути, это подпольная практика. И, естественно, черный рынок представлен клиниками, которые извлекают клетки из эмбриональной или абортивной ткани.

Но они не говорят об этом пациентам?

— Говорят! И пациенты идут на это, потому что думают: «А что мне терять? Ну, подумаешь, я и так слепой, мне все равно — выздороветь или умереть». У нас нет культуры отношения к самому себе как ценности. И у нас нет никакой культуры уважения стандартов. Мы пренебрегаем законом. А потом виним всех и вся.

Сейчас в такие клиники, как ваша, идут единицы. Но вы считаете, за клеточными технологиями будущее?

— Я уверен в этом. И жизнь это покажет.